Сжимая в руке изрядно помятый клочок бумаги, я стоял перед частным домом в два этажа, таким же, как и прочие здания на этой улице и нескольких соседних. Восточный Райсвилл — довольно тихое место даже по вечерам, когда рабочий день едва закончился. Он напоминает мне пригород Бостона, где я родился и вырос. Так же спокойно, мирно и в меру респектабельно. Так же кажется, что ничего дурного не происходит, и все проблемы — в трущобах Бостона и Западном Райсвилле. Но никак не здесь. Нет. Здесь живут добропорядочные граждане, страшнейшей катастрофой чьих жизней может оказаться прокисшее молоко в утреннем кофе.
Жаль, что реальность далека от детских иллюзий.
Пальцы бездумно скользили по остаткам письма Уильяма Блейка. Входная дверь приветливо скалилась щелью для писем, подмигивала занавешенным чем-то белым и воздушным окошком. В голову упорно лез образ испачканной землей фаты, скрывающей лицо мертвеца.
Нужно просто подойти и ткнуть пальцем в кнопку звонка. Просто подойти и ткнуть. Давай, Морган, ты можешь. Ты здесь за этим.
Соберись.
Проще сказать, чем сделать.
Вдох. Выдох. Еще один вдох.
Медленно выдыхая, я ощущал, как напряжение покидает тело и освобождает разум. Увлечения Иви зачастую вызывали у меня легкое недоумение и изрядный скепсис, однако в практиках медитаций я все же почерпнул нечто для себя. Быстро собраться и отбросить лишнее в сторону — полезный навык, когда обязан быть профессионалом в любых условиях. Особенно, когда дело касается личного.
Это дело, определенно, было именно таковым.
Мне удалось отыскать немного информации о том, кто стал причиной моей поездки в Райсвилл. Уильям Блейк, пятьдесят восемь лет, служил в морской пехоте вместе с отцом. Женат, двое детей. Преподает математику в старшей школе Райсвилла. Супруге Мэри сорок девять, раньше преподавала там же испанский, месяц назад уволилась. Дочери Джессике — двадцать пять, переводчик с китайского в каком-то туристическом бюро в Нью-Йорке. Младший сын Джошуа, ученик выпускного класса местной школы, исчез в закрытой психиатрической лечебнице, ему было на тот момент семнадцать лет.
С каждым шагом дверь становилась все ближе. Я перебирал в голове слова, подходящие случаю. То, что нужно будет сказать, когда на пороге покажется написавший проклятое письмо мужчина.
Добрый вечер, мистер Уильям Блейк? Меня зовут Морган Блэк, газета Бостон Геральд. Я занимаюсь журналистским расследованием по делу о пропавших в лечебнице имени Джозефа Хэйла несовершеннолетних учениках местной школы. Могу я задать вам пару воп...
— Дерек! — Голос, наполненный радостью и облегчением, сбил меня с мысли. Дверь распахнулась так резко, что я не сумел сориентироваться. В проеме стоял мужчина лет пятидесяти с сединой в темных волосах и совершенно белыми висками. — Я!..
Человек передо мной замер на полуслове. Дважды моргнул, не сводя с моего лица взгляда, цепкого, внимательного, почти ощупывающего, наполненного непонятной мне жаждой, и тяжело выдохнул, сгорбившись и будто состарившись за мгновения на добрый десяток лет.
— Отец не вернулся в Бостон, да? — потускневшим голосом выдохнул он. — Проходи, Морган.
Он посторонился, впуская меня в дом. Понятливо кивнув на указующий взгляд, по всей видимости, самого Блейка, я повесил рюкзак и куртку на стоящую возле входа вешалку, переложив прежде телефон из внутреннего кармана в брюки. Войдя следом за ним в дверь слева, я успел заметить, как Блейк устало садится в кресло, или вернее будет сказать — оседает. От него веет бессильным смирением. Опустошением, которое могло бы следовать лишь за потерей последней надежды.
— Присаживайся, — кивает он на диван напротив, тянется левой рукой куда-то вниз и поднимает с пола едва початую бутылку коньяка. Весьма качественного - мелькает в голове мысль при единственном взгляде на этикетку. Несколько секунд Блейк смотрит на нее, вздыхает, ставит на кофейный столик и удаляется, чтобы через полминуты и звуки открывающихся шкафов вернуться с парой снифтеров.
Устроившись в кресле вновь, он разливает в них янтарную жидкость и подвигает один ко мне. Я обхватываю пузатый бокал пальцами, они слишком холодные, чтобы согреть благородный напиток, но аромат все равно ощущается. В ответ на мои слегка приподнятые брови Блейк усмехается. И в этой усмешке так много горечи, что у меня перехватывает дыхание.
— Благодарные родители. Я помню, сколько стоят эти бутылки, и это не дает мне... Переусердствовать.
Да уж, несколько сотен долларов за неполный литр — чем не вариант для стимула не спиться.
— Жена уехала в Нью Йорк к Джессике, нашей старшей дочери. Она... Ей сейчас нелегко, — будто оправдываясь, Блейк дернул щекой. Проследив за его взглядом и обнаружив изрядный слой пыли на полке перед телевизором и общее ощущение, что в помещении давно не убирались всерьез, кивнул.
Ситуация очевидна и неприятна до отвращения. Похоронить ребенка и сохранить семью способны немногие. Далеко не всем хватает силы характера и любви к партнеру, чтобы научиться жить как прежде после потери. Хотя, казалось бы, общее горе сплачивает. Реальность, увы, редко имеет что-то общее с представлениями об идеальной семье. Вот и миссис Блейк, видимо, предпочла начать новую жизнь в большом городе, подальше от дома, где все напоминает о сыне. И от Райсвилла, где на северных холмах маячит старая лечебница, ее каменные стены наверняка давили на женщину невыносимой тяжестью даже издали. Я бы не удивился, если бы она считала себя виноватой. В то, что не уследила, не воспитала правильно, позволила подвергнуть себя опасности. Себя — и мужа. И поэтому она в Нью Йорке, а Блейк здесь, в Райсвилле, с такой всепоглощающей надеждой ждет Дерека Блэка, чтобы тот нашел (..."боги, хотя бы тело"...) его сына. Но старый товарищ не сможет его найти.
Он сам пропал в этом чертовом городке.